С момента, как в феврале 2014 года в Киеве произошёл госпереворот, я утверждал и утверждаю, независимо от того, кто именно будет возглавлять государство и какая политическая сила будет нести ответственность за управление страной, киевский режим будет идти по пути дальнейшей радикализации, пока не выльется в открытую террористическую диктатуру.
Это закон истории. Это так же неизбежно, как восход солнца утром. Солнце встаёт независимо от того, верите ли вы в его существование или нет, а также видите ли сам процесс восхода или небо заволокло тучами.
Единственная альтернатива вырождению режима в террористическую диктатуру — распад страны, не выдержавшей проблем, до того как режим успеет пройти все этапы вырождения. Это, кстати, не лучший вариант, поскольку тогда не до конца произойдёт естественная аннигиляция наци-олигархических структур. Они сохранятся в постукраинском обществе и будут оказывать токсичное воздействие на любые политические системы, которые возникнут на руинах Украины.
Введя военное положение в десяти областях Украины и внутренних водах Азовского моря, Пётр Порошенко сделал предпоследний шаг к реализации силового варианта своего сохранения у власти. Режим убедительно продемонстрировал свою неспособность сохранять управляемость страны в рамках даже квазидемократической процедуры. Скрытый террор СБУ и нацистских «эскадронов смерти» уже недостаточен. Необходимо официально отказаться от соблюдения «демократических прав и свобод» не только в отношении «сепаратистов» и «ватников», но и патентованных майданных «патриотов».
Нас не должен обманывать относительный успех оппозиции, которой удалось сократить срок военного положения до 30 дней и ограничить его действие частью территории страны. Мы имеем дело с Украиной, а там, как известно со времён Ющенко, законы нюхают, чтобы ощутить их дух, а не выполняют их букву.
Так что, читая положение о правовом режиме военного положения и пытаясь предположить дальнейшие действия Порошенко и оппозиции, мы должны исходить из того, что закон будет трактоваться сторонами так, как им выгодно. В частности, оппозиция будет делать вид, что никакого военного положения нет, потому что в столице оно не объявлено.
У Порошенко возможностей куда больше. Достигнутый в Раде компромисс, чем бы он ни казался оппозиции, был в его пользу. Главное, что военное положение, хотя бы частично, но введено. Теперь он получает возможность применять в своих указах формулировку «на основании закона о военном положении», а дальше можно требовать чего угодно.
Например, военное положение даёт возможность ограничивать деятельность деструктивных политических сил и средств массовой информации. Но они ведь выходят и действуют не в конкретных областях, а по всей Украине. Значит, и закрывать в случае чего будут полностью СМИ или, допустим, партию, а не только их филиалы в областях, в которых введено военное положение. Точно так же при желании явочным порядком можно распространить действие любых других положений правового режима военного положения на всю страну, ничего не меняя в решении Рады.
Ещё один приятный для Порошенко бонус: военное или чрезвычайное положение всегда проще ввести, чем отменить. Органы власти привыкают работать в бесконтрольном режиме, бюрократия и политики начинают понимать прелесть диктатуры, поскольку они являются частью этой диктатуры. Работа оппозиции затруднена, и, следовательно, день за днём она теряет позиции. Поэтому продлить военное положение Порошенко будет легче, чем ввести.
Как я уже сказал, Порошенко сделал предпоследний шаг к установлению открытой террористической диктатуры и к силовому решению проблемы выборов. Предпоследний не потому, что военное положение введено не всюду и не навсегда, а исключительно в связи с отсутствием окончательного решения о начале силового подавления оппозиции. Порошенко ещё колеблется. То ли просто, как обычно, боится, то ли (хоть вряд ли) понимает, что раздавить оппозицию и установить диктатуру он может, но надолго удержаться во главе этой диктатуры нет. Диктаторы должны обладать хоть какой-то, желательно высокой, популярностью в народе, который вручает им абсолютную власть для уничтожения «мироедов», «компрадоров», «5-й колонны» и т.д. Диктатор с нулевым рейтингом — нонсенс. Но диктатура — очень удобная для бюрократии система управления. Поэтому государственному аппарату проще поменять диктатора (хоть бы на офицера его личной охраны, если все политики к тому времени кончатся), чем отказаться от диктатуры из-за его личной слабости и непопулярности.
Тем не менее, как Порошенко ни боится, как ни тянет кота за хвост (по большом счёту, то, что он делает сейчас, он должен был сделать уже в июле-сентябре 2014 года), а логика исторических процессов приближает следующий, последний, шаг. Если его не сделает Порошенко, то его сделает кто-то другой вместо Порошенко и против Порошенко. Если оппозиции удастся прийти к власти, то она тоже от военного положения не откажется и управлять будет ровно теми же методами и с тем же результатом, за которые сейчас критикует Порошенко.
Впрочем, судьба наци-олигархических пауков в банке нам малоинтересна. Не потому, что они люди плохие, а исключительно в связи с тем, что она предрешена в 2014 году, когда они захватили власть. Они могут растянуть свою агонию во времени (что ломает судьбы отдельных людей, живущих в физическом времени, но совершенно незаметно на шкале исторического времени, в котором живут государства), но они не могут ни отменить свой неизбежный конец, ни изменить его форму или содержание своих действий.
Гораздо важнее, как действия Порошенко отразятся на антимайданных противниках нынешнего режима. Пишу «антимайданных», поскольку они включают в себя широкий спектр групп и личностей, исповедующих различные, зачастую диаметрально противоположные, взгляды. Часто даже враждующих друг с другом. Независимо от своих убеждений равной опасности подвергаются и самые кондовые коммунисты (не путать с КПУ), и ещё более радикальные левые и монархисты и пророссийские либералы, скандирующие «Путин слил», — в общем, сторонники того спектра политических взглядов, которые в Раде не представлены и в политическом поле зачищены, но которые, будь они легализованы, занимали бы в парламенте места слева от центра (даже если они сторонники восстановления монархии Романовых, потому что с занимающими правый фланг нацистами они рядом сидеть не могут). Эти силы в украинском обществе носят условное название левых и пророссийских. Я использую термин «антимайданные», поскольку не все из них левые, не все пророссийские, но все противники Майдана и нынешнего режима.
Так вот, прежде чем распространить приёмы террористической диктатуры на борьбу с майданной оппозицией, власти необходимо отработать их на антимайданной. Во-первых, значительная часть антимайданной оппозиции, по крайней мере, те, кто сохранил активность и пытается бороться, сотрудничает с силами, оппонирующими Порошенко в легальном пространстве, причём не только с так называемыми представителями Юго-Востока, но и с заядлыми тимошенковцами (что неудивительно, ибо сами «представители Юго-Востока» работают кто на Тимошенко, кто на Порошенко). То есть, нанося удар по ним, режим лишает оппозицию части пропагандистских возможностей. Работа этих людей, возможно, не очень заметна, но она мобилизует против Порошенко широкие слои убеждённых противников режима, которые иначе находились бы в апатии и были бы исключены из активной политики.
Во-вторых, майданная оппозиция не может не поддержать, хотя бы молчаливо, а в значительной своей части и публично, репрессии против антимайдана. Это расколет составляющийся против Порошенко единый оппозиционный фронт майдана и антимайдана.
В-третьих, в политическом пространстве будет легализована и освящена поддержкой оппозиции прямая репрессия как способ политической борьбы. Ещё раз подчеркну, что отличие от сегодняшнего дня, когда репрессии тоже применяются, будет заключаться в том, что из формы скрытой, предполагающей формальное соблюдение законодательства, пусть и с многочисленными извращениями, репрессия должна стать открытой, самостоятельной и самодостаточной мерой воздействия на политических оппонентов. Даже в 2014 году и даже в Днепропетровске, где Филатов и Корбан публично хвастались сотнями закопанных в посадках противников режима, репрессия не носила открытого характера — убийства происходили тайно, хоть убийцы и не скрывали, что они происходят. Незаконный характер своей деятельности Корбан и Филатов также понимали, как понимают незаконность своих действий сотрудники СБУ, похищающие и пытающие противников режима. Теперь всё это, кроме пыток, будет освящено законом.
Я, конечно, не хочу сказать, что режим сразу начнёт расстрелы неугодных прямо на улицах (хоть и до этого не так далеко, как может показаться), но арест без санкции кого бы то ни было, без уголовного дела, просто по решению административных властей и официальное (с конкретным сроком или на произвольный срок) заключение в тюрьму без суда вполне могут уже завтра стать общим местом. Те активисты, которые сейчас требуют у СБУ показать ордер на обыск, отказываются пускать полицейских или представителей спецслужбы в квартиру, не являются по вызову и т.д., быстро узнают, что такое обыск или арест военными патрулём, возможно, совместно с легализованными «гражданскими активистами». И всё это будет «законно».
Но самая большая опасность грозит Украинской православной церкви. Это единственная общеукраинская структура, пользующаяся огромным авторитетом и поддержкой населения практически во всех регионах Украины. Эта структура, несмотря на все попытки остаться вне политики, открыто перешла в оппозицию Порошенко, отказавшись поддерживать автокефалию и объединяться с раскольниками. Порошенко, не верящий, что у людей могут быть искренние убеждения, торгующий своей «верой» направо и налево, считает священноначалие УПЦ во всём подобным себе. Поэтому он относится к их отказу поддерживать его автокефалистские устремления, как считавшие себя богами римские императоры относились к отказу христиан принести жертву в их храме. Порошенко уверен, что они ломаются из вредности, а может быть, цену себе набивают, и намерен их сломать.
Военное положение не просто окончательно развязывает ему руки, которые и раньше-то были не очень связанными, оно серьёзно ограничивает возможность церкви к легальному сопротивлению. До сих пор аргументом на политических весах, который заставлял власть осторожничать в применении к церкви силы, были сотни тысяч православных верующих, готовых выйти в защиту своих храмов и монастырей, как они выходили на Крестный ход. В условиях военного положения любые уличные акции запрещены. А что военное положение не во всех областях объявлено, так, во-первых, можно вначале отобрать все храмы и монастыри УПЦ в 10 областях (тем более что это как раз наиболее симпатизирующий УПЦ Юго-Восток), а уж затем приниматься за другие. Во-вторых, де-факто распространить запрет митингов и демонстраций на всю территорию страны (особенно, если эта мера направлена против «сепаратистов», «ватников» и «московской церкви») Порошенко никто не помешает. В-третьих, если выступления в неохваченных военным положением областях произойдут, это даст повод Порошенко требовать распространения военного положения на всю территорию страны и продления его срока действия (будет мотивировать необходимостью борьбы с «мятежом московской пятой колонны»).
Для Порошенко подавление сопротивления УПЦ его планам важно не только потому, что он считает получение автокефалии серьёзным аргументом в избирательной кампании (вряд ли он до сих пор надеется получить томос). Гораздо важнее для Петра Алексеевича поставить под контроль авторитетную и разветвлённую структуру, которую можно использовать как механизм для сбора голосов. Порошенко прекрасно знает, что в сёлах в основном голосуют, «как батюшка на службе скажет». Ему надо, чтобы православные батюшки не молчали, не отлынивали от агитации за «президента-миротворца», но ежедневно проповедовали, что Порошенко — единственный достойный выбор верующего во Христа.
Порошенко не может сохранить власть и жизнь обычными демократическими методами. Он боится, но он уже в полушаге от официального приказа начать сажать и убивать своих политических оппонентов. Отдать приказ о репрессиях против церкви ему легче, чем о репрессиях против Тимошенко, — майданная публика к этому отнесётся с пониманием. При этом в его глазах церковь более страшный враг, чем Тимошенко. У церкви рейтинг выше, сопротивляется она упорнее и за границу точно не уедет.
Репрессии против антимайданных политических активистов и медийных персон — существенная, важная часть раскрутки Порошенко, но она, будучи менее заметной со стороны, значительно уступает по важности репрессиям против церкви. Столкновение с УПЦ не может не проходить публично. То есть формат террористического правления будет обкатан на майданной публике и должен будет получить её поддержку. А когда придут за ними самими активистам майданных партий, останется только удивляться, огорчаться и говорить: «Товарищи! Произошла трагическая ошибка. Я свой, товарищи!» Но это будет потом.
ukraina.ru
