В свете событий последних лет в фокусе внимания экспертов оказался вопрос о том, что представляет новый глобальный проект теперь, когда очевиден крах либерально-глобалистского проекта. Отягчающее обстоятельство — кризис самой либеральной идеи, обнаружившей, особенно в политике администрации Байдена, свое врожденное тоталитарное нутро, что заставило политологов заговорить об универсальном значении пророчеств Достоевского, причем не только в «Бесах», и Оруэлла.
Консервативный проект Трампа, насколько о нем можно судить по первым месяцам его президентства, означает возврат к великодержавной политике XIX века и сжатие глобальной империи США, возможно, до англосаксонской конфедерации. Сохраняются идеи и принципы рыночного капитализма образца кануна Великой депрессии. Этот проект, по сути, протестантский, не претендует на универсальность, скорее на исключительность — традиционная черта изоляционистского самосознания американцев.
Что тогда? Именно универсализм христианства может служить основой для качественно нового глобального проекта, не повторяющего неудачи исторического опыта явно выдохшейся в своих двух ипостасях западной цивилизации. Именно через православие, как признавал С. Хантингтон, русская цивилизация вышла на мировую арену. Этот давно назревший разговор начат признанием России — 300 лет спустя после петровской модернизации — «самобытным государством-цивилизацией» (в Концепции внешней политики от 31 марта 2023 года).
Идентичность: Русская идея
Ф. И. Тютчев одним из первых сформулировал тезис о своем пути России в истории. Сегодня, как никогда прежде, западные элиты демонстрируют согласие с его емким определением: «Самим фактом своего существования Россия отрицает будущее Запада». Иначе не понять, как можно «отменять» русскую культуру, в которой нашло второе дыхание все лучшее из европейской/западной. Речь не о географии, хотя и она дана нам свыше. Как отмечал Тютчев, Византия занимала «лишь кромку мира, уготованного ей Провидением». И «территориальную основательность» (или, как мы говорим сейчас, стратегическую глубину) православие обрело в России после падения Константинополя.
Куда важнее для нашей идентичности духовность. Тютчев писал, что «русский народ является христианским не только вследствие православия своих верований, но благодаря чему-то еще более задушевному. Он является таковым благодаря той способности к самоотречению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы».
Немец Освальд Шпенглер, который, сам не желая того, разоблачил «фаустовскую душу» Запада и ее «полет в бесконечное пространство», писал во втором томе своего «Заката Европы», что «лишь слово «Европа» связало в нашем историческом сознании Россию с Западом в одно ничем не оправданное единство». В его понимании, «христианство Достоевского принадлежит будущему тысячелетию».
Николай Бердяев так определил Русскую идею: «коммюнотарность (иначе — соборность) и братство всех людей и народов». Россия никогда не была этноцентричным государством, а наоборот — многонациональным и многоконфессиональным образованием на протяжении всей своей истории.
Географическое расширение России в стремлении иметь надежные границы вполне отвечало ее духовному расширению. Отсюда мысль Достоевского о «всечеловечности» России, ее «всемирной отзывчивости». Ни германофильство, ни англофильство прежних российских элит, ни мировая пролетарская революция большевиков, но интернационализм, доставшийся нам в наследство от советской власти.
История: самопожертвование
С реформами Петра Россия вошла в чуждую ей западную систему координат — тогда это называлось европейской политикой. И эта игра по навязанным ей правилам была подлинным «хождением по мукам». Ей пришлось по инициативе других столиц участвовать в разделах Польши, что было вполне в духе времени. Только Россия могла одолеть Наполеона, составив коалиции в 1805 году и после Войны 1812 года. Без России все остальные были готовы жить под Наполеоном или в страхе перед ним. На Венском конгрессе 1815 года по инициативе Александра I была создана первая система коллективной безопасности в Европе — Священный союз и «европейский концерт» с полноправным участием побежденной Франции.
Этот общеевропейский порядок разрушила Крымская война (1854-1856 годов) — «нулевая мировая», которая стала первым проявлением западной политики сдерживания России. Прямым результатом унижения России стало объединение Германии в качестве прусской империи, а не федерации, каковой она стала в результате двух мировых войн. Лондон, который еще раньше стал проводить политику «блестящей изоляции» — своего рода присмотра за поддержанием равновесия на континенте, в итоге оказался чуть ли не наедине с Берлином, обходившим его по промышленному развитию.
Россия пыталась дважды — на Гаагских конференциях мира 1899 и 1907 годов — предотвратить европейскую войну, но тщетно: выяснение отношений с помощью силы было в духе европейских элит. Да и само насилие, которое оттачивалось в колониях, рано или поздно должно было прийти к своему источнику. К Первой мировой привел и кризис европейского общества, элиты которого иначе не были готовы делиться с другими общественными слоями. Только после Второй мировой и в порядке ответа на «вызов Советского Союза» экономика западных стран претерпела «социализацию».
Но для этого понадобился опыт фашизма/нацизма и вообще агрессивного этнического национализма как противоядия коммунизму, которое оказалось хуже самой болезни. Тем не менее многие в Европе соглашались жить под нацистами. Понадобилась Россия в ее советской инкарнации, чтобы восстановить в Европе элементарные приличия и то, что еще оставалось от идеалов Просвещения. Вновь оказались востребованы «стойкость и дух самопожертвования, недостижимые в западных демократиях» (британский военный историк Макс Гастингс).
Украинский конфликт: «последний и решительный бой» исторического Запада
Революция 1917 года, которая стала прямым результатом участия России в Первой мировой (а она, в свою очередь, имела целью опять-таки сдерживание России), и Победа над нацистской Германией вывели Россию на позиции, когда она смогла начать устанавливать цивилизационно присущие ей правила игры в мировых делах. Это проявилось в политике мирного сосуществования, Пробуждении Азии и деколонизации (притом что Черчилль был откровенным колонизатором и хотел, чтобы «его избавили от М. Ганди»).
Однако экономически СССР продолжал существовать в западной системе координат — бал правили Бреттон-Вудские институты, доллар и ОЭСР. Позднее советское руководство расслабилось в разрядку, приняв ее за чистую монету (а не за реакцию Вашингтона на поражение в войне во Вьетнаме и затяжной кризис 70-х). Отсюда была прямая дорога к краху конца 80-х и начала 90-х, когда не хватило даже здравого смысла четко обговорить наш выход из холодной войны и оформить в договорном порядке новое урегулирование в Европе и мире.
После распада СССР Россия получила новый формат сдерживания своего развития со стороны Запада: решение о двойном расширении — НАТО и Евросоюза, оказавшихся, как показал украинский кризис, двумя сторонами одной медали. Как поведал недавно Джеффри Сакс, Запад не хотел и успеха прозападных российских реформ — ему нужно было другое для неисправимо чуждой страны, как бы она ни старалась в своем западноцентризме на протяжении последних 300 лет собственной истории.
Можно только отнести на счет кризиса либерализма и отчаянного положения самого Запада, элиты которого начали отдавать дань своим биополитическим инстинктам в формате транс-/постгуманизма, то, что Запад не пошел по пути превращения Украины в «витрину западной демократии», а предпочел использовать ее по старинке — как этноцентричный проект с агрессивной националистической мотивацией для решения «русского вопроса», на этот раз окончательного.
Это будет уже третье поражение антироссийской политики Запада — после Наполеона и Гитлера. И действительно, оно будет историческим, поскольку не только иссякли ресурсы Запада, но и произошло пробуждение России к своим культурно-цивилизационным корням и переосмыслению своей миссии в истории — без прежних когнитивных ограничителей, большей частью заимствованных из продуктов западной политической мысли.
Что касается судьбы Украины, то она определяется тем, что, отвергнув основы советского общежития, которые вполне совпадают с декларированными европейскими ценностями, она расплачивается как раз за попытку не быть Россией. За расизм, за безбожие (Залужный: «Наша религия — убивать русских»), за насильственную украинизацию, за отсутствие позитивной повестки дня, за вторичность по отношению к России и закрытость по отношению к более широкой европейской культуре, которая доходила до нее в составе Российской империи и Советского Союза. Запад же, предав свои идеалы, настаивает на территориальном нарративе конфликта, тогда как должен был бы сделать выбор в пользу очевидного правочеловеческого.
Уникальная роль России
Обзор горизонта трансформации мира, запущенного окончанием холодной войны и глобализацией, приводит к выводу о том, что Запад не в состоянии запустить новый глобальный проект: ни идей, ни ресурсов — плюс дехристианизация Европы. Пакс Американа был последней империей. Национализм Трампа, как и любой другой, заведомо не может служить глобальным проектом. Ватикан в принципе может положиться на свои позиции в Латинской Америке, Африке и Азии, но «инклюзивный капитализм» весьма далек от того, чтобы разрешить проблему неоколониальной зависимости развивающихся стран.
Именно проблема неоколониализма стоит в повестке дня мирового развития — как третий акт глобальной эмансипации, которой положила начало Революция 1917 года и которая вновь не может обойтись без России и присущих ей цивилизационных качеств. Евразиец Н. С. Трубецкой отмечал в эмиграции сто лет назад: «В туманной дали как будто открываются перспективы грядущего освобождения угнетенного человечества от ига романо-германских хищников. Россия может сразу стать во главе этого всемирного движения. <…> И надо признать, что большевики <…> в то же время подготовили Россию и к ее новой исторической роли». С ним согласен и британский историк А. Тойнби, который после войны предсказывал столкновение западной цивилизации со всем остальным миром. Он же писал о духовном измерении этого конфликта и важной роли в нем «православного христианства в России».
Ни Китай (хотя Вашингтон ему это приписывает), ни Индия, ни арабо-исламский мир не предлагают своих глобальных проектов. Если и есть что, то речь скорее о разной степени отрицания западной гегемонии, будь то на путях традиционного неприсоединения или диверсификации экономических связей, что проявилось в отказе Глобального Юга от участия в санкционном сдерживании России в связи с украинским конфликтом.
В последние годы к нам пришло понимание того, что наша глобальная стратегия (без нее не может быть и глобального проекта) — а именно курс на многополярный миропорядок — предполагает его формирование на межцивилизационной основе. Он должен отражать и выражать культурно-цивилизационное многообразие мира, которое на протяжении веков подавлялось западным доминированием.
Отсюда главное требование к инициатору нового глобального проекта — культурно-цивилизационная совместимость, что чуждо Западу, действующему методами диктата и контроля. Характер и масштаб задач, которые стоят перед международным сообществом, требуют от лидера и таких качеств, как отсутствие колониального опыта, навыки коллективизма, склонность к проведению умеренной политики и поиску согласия, отказ от постановки запредельных «конечных» целей. Преимущество России состоит и в том, что Запад своим санкционным давлением фактически вывел нас из своей системы координат. Соответственно, у нас нет в ней никаких ставок (скажем, в отличие от Китая), и мы можем взирать на нее со стороны. Эта отстраненность, которую проявляют страны мирового большинства по отношению к санкционному давлению Запада, становится наиболее разрушительным и в то же время неагрессивным методом противодействия западной политике.
Но наша совместимость лежит в основе исторического существования России и ее дипломатии последних десятилетий. Нам ничего не надо изобретать. Россия, как мы ее осознаем сейчас, являет собой глобальный проект без доминирования кого бы то ни было: утверждение на деле базовых принципов международного права, прежде всего закрепленных в Уставе ООН, продвижение демилитаризации и деидеологизации международных отношений, принципов неделимости безопасности в ее современном прочтении, имея в виду безопасность развития всех без исключения государств и их сотрудничество на справедливой и демократичной основе (та же иммиграционная проблема Запада должна решаться у ее источника — посредством содействия развитию соответствующих стран на справедливой основе, во что в свое время сильно вложился СССР).
В этом и смысл дарованных нам географии и базовой самодостаточности, позволявших в конфликте с Западом обменивать пространство на время, говорить «нет» на его поползновения и отвечать на его банальные стратегии фатальными, укорененными в истории и судьбе (в русле идеи Жана Бодрийяра об «иронии объекта»), что происходит сейчас и на Украине.
Новый миропорядок будет отрицать, как это всегда стремилась делать Россия, все базовые элементы политики и мироощущения западной цивилизации, включая его ставку на силу или «политику с позиции силы» (фантазии на этот счет морочат головы в Киеве). Даже Запад не может обвинить нас в стремлении к глобальной гегемонии — по его меркам, маловато экономических и технологических ресурсов, но в этом и преимущество. Зато мы можем быть сводящими, приводить все главные цивилизационные центры силы, включая США и Китай, к общему знаменателю. Самодостаточность, которую мы укрепляем в ответ на агрессию Запада, впервые за 300 лет создает условия для подлинно суверенной и независимой — в полном согласии с нашими культурными кодами — внешнеполитической стратегии, прообраз которой уже формируется в рамках документов БРИКС.
Послесловие
Международному сообществу еще только предстоит разобраться с наследием западной цивилизации в мировой политике и мировом развитии — с последствиями ее политики доминирования (ницшеанская «воля к могуществу/власти»). Придется иметь дело с двойственным/двуединым Западом — либерально-глобалистскими элитами, надеющимися на реванш в своих стратегиях постгуманизма и нового, зеленого/климатического измерения неоколониальной технологической зависимости всего остального мира, и американским национализмом в формате трампизма с его стратегией выжженной земли в отношении всех элементов сложившегося глобального управления, включая ООН и прямо контролируемые США Бреттон-Вудские институты (МВФ-ВБ, ОЭСР и ВТО), доллар и расчетно-платежную инфраструктуру. Не должно удивлять, что США, отказавшись кооптировать ведущие незападные страны в свои институты глобального управления на равноправной основе, сделают все, чтобы не позволить возобладать тому же Китаю естественным порядком в рамках глобализации, которую Трамп так или иначе пытается «закрыть». Блокирование Вашингтоном работы органа ВТО по разрешению споров — тому яркое свидетельство.
Незападному мировому большинству / Глобальному Югу тогда надо будет полагаться на создание своей, альтернативной архитектуры. Нельзя недооценивать попытки западных элит и при таком раскладе выстраивать разного рода «технократические» схемы организации «остального» человечества с выводом своих стран (или только Америки) за их рамки.
Никуда не уйдут глобальные проблемы — и задача «сшивания» глобального пространства, распадающегося на регионы и макрорегионы, в интересах поиска коллективного ответа на них. Так, уровень потребления ресурсов западными странами способен подорвать любые коллективные усилия на целом ряде направлений. В цивилизованные рамки должно быть введено соперничество в деле создания новых технологических зон/контуров, включая цифровизацию и искусственный интеллект.
Предстоит сохранить главное наследие ООН — ее Устав (его Вестфальские принципы в свое время подвели черту под эпохой религиозных войн в Европе, которая затем нашла выход своей агрессивной энергии в имперском строительстве и колониализме) и свод международного права как несущую нормативно-правовую опору новой многополярной системы, отражающей культурно-цивилизационное многообразие мира. Россия имеет давнюю традицию приверженности укреплению международного правопорядка, о чем свидетельствует и все поведение России в украинском кризисе.
Если Россия отрицает, в том числе на Украине, доминирование Запада в силовой политике, то Запад, выводя украинский конфликт за рамки правочеловеческого нарратива и не признавая его природу внутреннего гражданского конфликта, отрицает собственное либеральное первородство. В числе прочего это говорит о признании западными элитами своего отчаянного положения. Не исключено, что для начала Европа намерена решить проблему сохранения единства Запада посредством срыва украинского урегулирования, что, по их мнению, поможет подорвать президентство Трампа. Как признают независимые западные эксперты, речь идет о предсказанном еще Шпенглером «цезаризме» как составной части упадка западной цивилизации с «проникновением первобытных состояний в высокоцивилизованный образ жизни».
Можно только предположить, что новое качество сложившейся ситуации видится элитам в том, что сейчас в политике Трампа происходит реальное завершение имперского периода современной истории. Послевоенную деколонизацию «смягчило» то, что Пакс Американа фактически поглотил колониальные империи других западных государств и создал режим неоколониальной эксплуатации входивших в них стран в коллективных интересах Запада. В этом, возможно, ключевой элемент зависимости тех же европейских элит от «американского лидерства». Перспектива такого «сиротства», к которому Европа оказалась не готова ни психологически, ни материально, ни на уровне стратегии, может объяснять стремление ее элит идти во все тяжкие, включая шаги, чреватые риском перелива конфликта за украинские границы. Нельзя забывать, что в прошлом такие глобальные трансформации — а нынешняя просто беспрецедентна по своим масштабам и последствиям — не обходились без «большой войны».
Успех консервативной революции Трампа далеко не гарантирован: она неизбежно стала общезападным делом. Ее может сорвать то, что Ф. Фукуяма назвал «ветократией», утверждая, что трансформация страны в сложившихся условиях вряд ли возможна без «институциональных потрясений», а это означает переход «войны идентичностей» в горячую фазу гражданской войны. Поэтому с обеих сторон вполне возможны варианты принуждения и других радикальных методов достижения своих целей. Другими словами, Трампу объявлена война со стороны западных либерально-глобалистских элит, и ее исход абсолютно непредсказуем, что и является главным фактором нынешней геополитической неопределенности. Не должно быть иллюзий: западные элиты приперты к стенке в своем агрессивном мироощущении — это не какое-то мгновенное перерождение, а их суть, маски сброшены, и для них нет никаких приемлемых альтернатив статус-кво. Поэтому они ведут себя иррационально, готовы «повторить историю» и вернуть Европу, а затем и весь мир в межвоенный период с его фашизмом/нацизмом. Из этого надо исходить России и ее партнерам по мировому большинству.
Автор — ректор Дипломатической академии МИД России
ria.ru
