Подумайте вот о чём.
Есть известное летовское: «не бывает атеистов в окопах под огнём». На самом деле, конечно, бывают и атеисты, и язычники, и кто угодно. Вот кого точно не бывает — точнее, просто не выживает там сколь-либо долгое время — тех, у кого нет вообще никакого определённого credo.
Новости партнеров
Убивать и умирать, постоянно проживая каждый миг как предпоследний — это та ситуация, при которой смысловой стержень, система убеждений становится не блажью, а именно насущной жизненной необходимостью; столь же насущной, как самые базовые блага типа воды-еды-тепла. Я это понимал раньше довольно умозрительно и абстрактно — до тех пор, пока сам не ощутил на себе, в первый свой выезд «за ленту». Новгородская лекция — про взаимосвязь мышления и оружия — была в том числе и следствием этого понимания-ощущения.
Но само по себе формирование убеждений, как процесс — не происходит в безвоздушном пространстве. Убеждения — это всегда некая производная от имеющейся у человека картины мира. Он как-то понимает и представляет мир, пропускает через это понимание входящий поток информации — и делает свои выводы: где правда, с кем он, кто враг, за что идёт борьба и т.д. И вот эта картина мира — она есть продукт некой рефлексии, «отзеркаливания» и упрощения реальности; сведения многообразия жизни к чему-то объяснимому, пусть даже ценой потерь в деталях.
И это очень редко когда является индивидуальной работой. Надо обладать титаническим умом и не менее титанической эрудицией, чтобы пытаться строить свою картину мира самостоятельно. Чаще мы используем «общие места», некий набор положений, принимаемых на веру, начиная с самого элементарного — как, какими словами называть то или иное явление, событие, сущность. И этот набор схем, позволяющих нам «схватывать» и осмыслять реальность, даёт базовый корпус знаний, который человек получает по мере взросления — от родителей, в школе, в информационной среде.
Сильная собственная философская традиция — то, что является естественным преимуществом любой культуры, позволяющим ей воспроизводить в своих носителях способность к пониманию реальности и конструированию новых сущностей на основании этого понимания. Именно этим объясняется магия взаимосвязи между условными «Кантом» и «Круппом», немецкой классической философией и немецким оружием. Примерно так же расшифровывается взаимосвязь между «русским космизмом» Николая Фёдорова и русским космосом Сергея Королёва.
И это то, почему в любом экзистенциальном противостоянии — вдолгую — столкновение философских оснований становится столь же важным вопросом, как и гонка оружейных технологий, причём одно оказывается напрямую взаимосвязанным с другим. Более того. Можно иметь сколько угодно «суверенных технологий», вроде бы гарантирующих твою обороноспособность и безопасность — но проиграть на поле «суверенных онтологий». СССР, напомню, проиграл свою войну за существование вообще без единого выстрела, исключительно на смысловом поле — и погиб.
Так что вопрос сейчас, собственно, не в «Институте философии». А в философии как институте. Есть или нет.
Автор — политолог, публицист, директор Аналитического центра «Московский регион»
