Доля граждан, желающих видеть Россию сверхдержавой, снижается. Об этом говорят данные опроса ВЦИОМ.
Сегодня 31% россиян считают, что Россия должна вернуть статус «супердержавы», который был у СССР. В 2014-м такой точки зрения придерживались 42% граждан.
Новости партнеров
Практически половина — 44% — соотечественников солидарны во мнении, что Россия должна стремиться стать одним из 10−15 экономически развитых и политически влиятельных государств. Каждый десятый полагает, что РФ не стоит стремиться ни к каким глобальным целям, а 6% видят цель России в достижении лидерства на постсоветском пространстве.
При этом 37% россиян считают, что наша страна остается великой державой, а еще 29% согласны, что она, скорее всего, станет такой в ближайшие 15−20 лет. С другой стороны, 26% убеждены, что в ближайшем будущем России великой державой не стать.
На деле, перспективы РФ вернуть статус сверхдержавы выглядят сомнительно. Напомним, в 1988—1991 годах руководство СССР в кратчайшее время, в ущерб собственному народу, безвозмездно оставив военные городки, аэродромы, склады и другие объекты военной инфраструктуры бывшим союзникам по Варшавскому договору, вывело войска численностью 1 млн. человек из важнейшей стратегической зоны Центральной и Восточной Европы. Этим прологом, с также последовавшим после распада СССР «парадом суверенитетов» и развалом экономики был поставлен крест на перспективах страны как сверхдержавы.
Прибавим сюда участие в асимметричных соглашениях в области разоружения — договорах по РСМД, ОВСЕ, СНВ-1 и СНВ-2. Страна, имеющая амбиции сверхдержавы, на такие шаги едва ли пошла.
По сути, упущено слишком многое, чтобы Россия могла претендовать на влияние, которым обладал СССР. Но при этом великодержавные настроения в российском обществе не исчезли, и копятся очень давно — с середины 1990-х.
По данным «Левада-центра», в 2017 году эти настроения достигли исторического максимума. 72% россиян тогда сочли, что Россия является великой державой, 83% опрошенных заявили, что гордятся тем, что живут в России, а 67% — что гордятся самой страной.
Нынешний уровень великодержавных настроений по-прежнему высок, и его можно рассматривать как реакцию на несправедливую, антироссийскую политику стран Запада.
Новости партнеров
Что стоит за опросом ВЦИОМ, на какой статус может реально претендовать Россия?
— Спасибо ВЦИОМ — мы получили доказательства национального консенсуса: две трети граждан выступают за великодержавие, — отмечает секретарь ЦК КПРФ, доктор политических наук Сергей Обухов. — Замечу, два трети — это форма обычного западноевропейского консенсуса.
За великую державу, прежде всего, выступают путинские лоялисты, которые насмотрелись мультфильмов про российское супероружие, которое поражает побережье Флориды. «За» великую державу и советские имперцы, которые считают необходимым восстановить статус страны как второй сверхдержавы. «За» даже та либеральная прослойка, которая разделает идею энергетической сверхдержавы.
Если же оценивать ситуацию с позиций мир-системного анализа, разработанного Иммануилом Валлерстайном, то государственному образованию, чтобы стать самодостаточным центром силы, необходимо население минимум в 500 млн. человек.
Это означает, что даже если мы решим задачи союза России, Украины, Белоруссии и Казахстана, мы все равно не будем самодостаточными — нам необходимо еще обширное «мягкое подбрюшье».
Замечу, в формулу Валлерстайна вписывался СССР плюс Совет экономической взаимопомощи. А сейчас в нее вписываются Евросоюз, а также США и Канада вместе с Мексикой.
Что до будущего единственной на сегодня сверхдержавы — США будут удерживать этот статус, пока существует мощнейший американские военный флот, пока доллар занимает положение главной международной резервной валюты, и пока американская элита сама страну не разрушила, как мы в перестройку.
— Как на этом фоне выглядят перспективы России?
Новости партнеров
— Итоги последних 30 лет, я считаю, показали: Россия может выжить только в одном случае — если будет империей. Другого способа существования у нее нет — иначе страна будет растащена на удельные княжества и улусы.
Русские — это имперская нация, и этим все сказано. Да, в конце 1980-х нам внушили, что тяжело груз имперской нации нести тяжело. Лучше жить, как побежденные нами немцы — зачем нам космос, зачем кормить Африку?!
Но теперь произошла переоценка ценностей, и само понятие «империя» реабилитировано. Империя — это когда, как в романе Михаила Успенского, невинная девушка с мешком золота способна без ущерба добраться из одного конца страны в другой. В таком понимании Советский Союз был империей — империей порядка и процветания.
Имперскость сейчас политкорректно называть великодержавностью. И это очень глубокое чувство. Ведь почему в 2014-м мы наблюдали взрывной рост поддержки Путина? Народное чувство было задето. Таких чувств немного — имперскость и справедливость — но именно на них стояла мощь Советского Союза.
Поэтому можно смеяться над формулой царского министра народного просвещения Сергея Уварова «православие, самодержавие, народность», или над советскими лозунгами о социальной справедливости, но они никуда не делись. И та политическая сила, которая хочет в России выжить, должна на них опираться.
— В 1990-х в России возник сильнейший комплекс национальной неполноценности и поражения, — считает директор «Левада-центра» Лев Гудков. — Именно потому, что Россия перестала быть великой державой. Это был эффект травмы от реформ — от падения доходов, дезориентированности, от ощущения, что страна утратила тот авторитет в мире, которым пользовался Советский Союз.
Показательно, что ближе к концу 1990-х, еще при Ельцине, на вопрос «что вы ждете от следующего президента?» граждане называли две главные позиции: выход из экономического кризиса и возвращение стране статуса великой державы.
Замечу, представление, что Россия великая держава — очень давнее. Именно это представление заставляло население СССР примиряться с бедностью. С условием, что в будущем — при коммунистической идеологии — страна действительно станет образцом изобилия и потребления.
Так вот, с приходом к власти Путина стало быстро восстанавливаться ощущение, что мы вновь становимся великой страной. Пика эти настроения достигли к 2008 году, затем они обвалились, но с присоединением Крыма мы увидели новый всплеск — хотя он не достиг значений, которые были прежде.
Сейчас великодержавные настроения снова слабеют, и довольно сильно. Мы, например, в своих исследованиях задавали вопрос: какое мнение вам ближе — чтобы Россия была сильной державой, которую боятся и уважают другие страны, но при этом страной не с самым высоким жизненным уровнем, или чтобы Россия была обеспеченной страной, но не претендующей на авторитетные позиции в мире?
Так вот, к настоящему времени большинство граждан склоняются ко второму варианту. То есть, пусть Россия будет не самой великой, но с высоким уровнем благополучия и комфорта.
Россия, я считаю, утратила ключевые признаки великой державы в сознании самих людей. Раньше это были экономическая мощь, великая культура, успехи в науке и космосе, огромность территории, природные богатства. Сегодня осталось всего два таких признака — армия и сырьевые богатства. Все остальные признаки великой державы, которые бы предполагали признание других стран в мире и уважение собственного населения — исчезли.
Поэтому комплекс неполноценности воспроизводится, а сегодня он усиливается и растет. Это отражает, в том числе, опросы ВЦИОМ.
— С точки зрения других государств, какой статус у России?
— Мир воспринимает Россию как огромную рыхлую и стагнирующую региональную державу. Непредсказуемую в своей политике, авторитарную, ставшую внутренне чужой к базовым ценностям и принципам Запада. Это такой образ пьяного соседа-хулигана.
С другой стороны, мир понимает, что Россия — очень богатая ресурсами страна. Страна, с которой при некоторых условиях выгодно иметь экономические партнерские отношения.
— Теоретически Россия могла бы стать великой державой?
— Великая держава — это страна, которая быстро развивается, у которой быстро усложняется ее внутренняя структура, которая дает образцы научного, культурного и экономического развития. В России ничего подобного — по крайней мере, в ближайшем будущем — не предвидится.
