Поскольку борьба либералов ведётся за контроль над «молчаливым большинством», в фокусе постоянно организуемой медийной драмы должны быть сценически эффектные удары…
Новости партнеров
Одно из наиболее частотных слов, употребляемых в постсоветской России — это гламурно звучащий термин «элита». Строго говоря, он означает «избранные». Однако, в традиционном обществе ещё сравнительно недавнего прошлого господствующие классы отнюдь не были «элитой». Аристократии и даже крупной буржуазии власть принадлежала по праву рождения. Социальное происхождение было тесно связано с особым качеством личности, обладавшей превосходством над другими «от Бога»
Проблема насилия в тогдашнем обществе также стояла иначе, чем теперь. Вопрос о легитимности насилия со стороны монархического истеблишмента по отношению к «вилланам» («подлому сословию») не обсуждался: Богом данное право было совершенно очевидно в традиционной сакральной перспективе. Не ставился также отдельный вопрос о нелегитимности бунта против монарха: для его подавления не нужно было квалифицировать силы бунтовщиков как «незаконные вооружённые формирования».
Насилие тогда было очевидным, прозрачным и концентрированным по месту и времени.
Размытым и вездесущим, при этом сопровождающимся большим количеством юридического и медийного словоблудия, оно становится лишь с выходом на авансцену истории новой группы влияния, к которой, собственно, и относится представление об «избранности». Таким образом, «элита» как новая социополитическая реальность и современное насилие теснейшим образом связаны между собой.
«Элита» есть ничто иное, как политически оформленный Либеральный клуб, взятый в самом широком аспекте. Во Франции XVIII века этот клуб начинается с декадентских аристократических салонов, куда проникают Руссо, Вольтеры и иная околомасонская публика разночинного происхождения. Дальнейшее развитие этот клуб получает в революцию 1789 года: адвокаты, торговцы и деклассированные дворяне, рубящие головы представителям традиционного истеблишмента — это его радикально левое крыло (в те времена), а Директория — правое.
В Америке Либеральный клуб уже в XIX веке фактически стал ведущей политической силой, взявшей под свой контроль государство после гражданской войны 1861—1865 гг. Именно в Штатах складывается корпус либеральной элиты в её нынешнем понимании: адвокаты, крупные частнопрактикующие врачи, удачливые мошенники,верхушка интеллектуальной и художественной богемы (в частности, Ральф Эмерсон и другие представители раннего американского романтизма) и прочая подобная публика. Они — а вовсе не представители англо-саксонского протестантского капитала — оформляют мировоззрение американского экспансионизма, замешанного на смеси прагматизма,билля о правах и геополитического мессианства.
В Европе Либеральный клуб полномасштабно прорывается к управлению после Второй мировой войны. За этим следует фундаментальное перерождение классических европейских «демократий». Если в прошлом политические партии, участвовавшие в парламентской борьбе, были авангардами реальных сословий и отражали в своих дискурсах их интересы, то в новых условиях эти партии становятся просто подразделениями Либерального клуба, которые только имитируют соответствующие дискурсы, формируют бренды, условно связываемые с теми или иными потребностями социальных групп. Парламентское представительство становится виртуальным, публичная политика превращается в театр.
Предвосхищая эту эпоху (а точнее, уже с конца XIX века) насилие и всё, что с ним связано, становится излюбленной темой Либерального клуба. Оно разрабатывается в антропологическом и клиническом аспектах (психиатрия в лице таких «новаторов» как Ломброзо и Фрейд с их последователями до сего дня); оно изображается в искусстве(кино и театр); наконец, оно оказывается рычагом в продавливании судебных реформ, изменении законодательной базы и т. п.
Важно подчеркнуть, что Либеральный клуб, стремясь монополизировать насилие через освоение дискурса новой нерелигиозной легитимности, создаёт для этого светскую квазирелиозную подкладку: общечеловеческие ценности, правозащитная тема, гуманизм, в конечном счёте, философия ненасилия. В ход идёт всё: Толстой, буддизм, модифицированное секулярное «христианство» — всё присваивается Либеральным клубом, для того, чтобы идентифицировать себя со всем «гражданским обществом» и получить полномочия на одностороннее насилие в интересах упрочения своего политического будущего. Естественным «штабом» мирового либерализма становится США. Таким образом, любые аналоги и филиалы этого клуба повсюду в мире превращаются в центры, лоббирующие американские геополитические интересы.
Разумеется, Либеральный клуб в своём удачном прорыве на мировой политический олимп не отменил, а только потеснил двух других капитальных игроков, участников исторического мейнстрима. Таковыми являются Традиционный клуб, который несмотря на тяжелейшие испытания, потрясшие его до основания (две мировые войны и Октябрьская революция), тем не менее, остался на плаву, и сообщество радикалов.
Генезис политического радикализма в современном (т. е. не религиозно-сектантском) значении слова восходит к якобинским народным комитетам… Впоследствии радикализм был оформлен если не как доктрина, то как модель жизни и политической воли Огюстом Бланки… В эту славную плеяду входят частично декабристы и карбонарии,народовольцы и эсеры, а также ненавидимые славянофилами националисты «русской» Польши и Австро-Венгрии.
Либералы всегда вели активную политико-стратегическую игру с радикалами, с одной стороны пытаясь запугать, а то и обвалить с их помощью традиционный истеблишмент,расчищая место для себя, с другой — представить свой клуб тем же «традиционалистам» и «молчаливому большинству» в качестве единственной альтернативы ужасам террора и революции. Отсюда противоречивость либеральной политики в отношении политического радикализма.
Либеральный клуб никогда не был синонимичен буржуазии как таковой. Традиционная буржуазия, если и конфликтовала со знатью, то никогда не выходила по-настоящему из подчинения церковному авторитету, проводя влияние клерикализма в те социальные низы, которые она напрямую экономически контролировала. Это не было нарушено даже Реформацией: представители крайнего протестантизма, выброшенные за океан, в Новый свет, были скорее деклассированными осколками третьего сословия; эмигрировав, они позволили аристократам стабилизировать сословно-иерархический порядок в Европе.
Либеральный же клуб по своей сути глубоко секулярен, и сфера его проявления — это культура: «духовность» как имитация религиозного духа. В своей практической деятельности он стремится вытеснить буржуазию с политического поля, одновременно коррумпируя её верхние слои и проводя антибуржуазный пиар в искусстве и идеологии.Последним направлением занимается левое крыло либералов, которое «отвечает» за связи с радикальным сообществом.
Пик успехов леволиберального сегмента и одновременно его максимального сближения с радикализмом пришёлся на 60-е годы, когда США серьёзно втянулись в поддержку южновьетнамского режима. Именно в этот период «молчаливое большинство» попало под влияние лево-либерального и частично радикального дискурсов, стали как грибы расти молодёжные субкультуры, начала формироваться протестная массовая улица. Знаковым проявление союза левых либералов с радикалами стал феномен экзистенциалистских интеллектуальных кругов во Франции: Камю, посвятивший философии бунта исследование «Восставший человек»; Сартр, публично защищающий левых террористов во Франции и Германии… Серия студенческих восстаний, прокатившихся по миру в 1968, была как раз следствием этого союза. Политически усилия левых демократов закончились ничем из-за саботажа СССР, который никак не мог определиться со своей идеологической субъектностью и, в конечном счёте, к началу 70-х превратился в «кривое зеркало» США.
Во многом именно поражение левого крыла либерального клуба и его почти полная маргинализация к сегодняшнему дню породила то, что в современной жизни популярно именуется «международным терроризмом» и предполагает вменённую всем в обязанность войну против него.
С приходом Рейгана в США осуществился стратегический перелом в пользу правых (а в дальнейшей перспективе и крайне правых) либералов. Голливудский актёр с социал-фашистской идеологией стал совершенным воплощением самого «духа» Либерального клуба в его жёсткой правой версии. Приход рейганизма совпал с глубокой реформой в философии и практике международного насилия. Правым либералам удалось не только добиться признания нелегитимности насилия, исходящего от СССР (всеобщего осуждения вмешательства Москвы в Афганистане), но и гораздо больше того: признания самим СССР легитимности насилия, исходящего от США. (Были «проглочены» как должное американские удары по Ливии, Гренаде и Панаме, а также — венец капитулянтства! — операция западной коалиции против Ирака).
Либерализм прошёл большой путь в перераспределении правового ресурса в отношении всего, что связано с насилием как сверху, так и снизу. Из описывающего насилие дискурса к сегодняшнему дню окончательно выпали такие понятия, как «справедливость», «свобода», «борьба с тиранией», зато утвердились такие новые категории как «безопасность» и «защита цивилизации».
Логично, что захватившим «полюс силы» правым либералам было недостаточно того реального сопротивления, которое как радикалы, так и «молчаливое большинство» были способны оказывать диктату Мирового Порядка в постсоциалистическую» эпоху. Либеральный клуб, будучи имитатором по своей глубинной сути, неизбежно должен был прийти к имитации войны против себя (естественно, при отождествлении либералов со всем «гражданским обществом» в целом). Старые формы террора — народнические, РАФ’овские и т. д. были слишком воспеты и прославлены в недавнем прошлом выходцами из либеральной же среды, поэтому потребовался совершенно новый источник террора,новый «субъект нелегитимности». «Исламский терроризм» стал оптимальным выбором. Естественно, поскольку борьба либералов ведётся за контроль над «молчаливым большинством», в фокусе постоянно организуемой медийной драмы должны быть сценически эффектные удары, наносимые по представителям именно массы населения: посетителям кафе, пассажирам транспорта, случайным прохожим и т. п.
Однако, достигнутый на короткое время эффект брутальной симуляции террора как вызова демонизированной нелегимности в адрес порядка, быстро изнашивается. Левые либералы пробуют вернуться в мировую политику через антиглобалистское движение. Да и Традиционный клуб никуда не исчез: сегодня без его тайной поддержки не смог бы выстоять ни Ахмадинеджад, ни Уго Чавес…
Мир ожидает обострения борьбы между властными клубами, которое в ближайшее время должно проявиться в резком ухудшении отношений между США и Великобританией, причём по инициативе Вашингтона.
Насилие тогда было очевидным, прозрачным и концентрированным по месту и времени.
Размытым и вездесущим, при этом сопровождающимся большим количеством юридического и медийного словоблудия, оно становится лишь с выходом на авансцену истории новой группы влияния, к которой, собственно, и относится представление об «избранности». Таким образом, «элита» как новая социополитическая реальность и современное насилие теснейшим образом связаны между собой.
«Элита» есть ничто иное, как политически оформленный Либеральный клуб, взятый в самом широком аспекте. Во Франции XVIII века этот клуб начинается с декадентских аристократических салонов, куда проникают Руссо, Вольтеры и иная околомасонская публика разночинного происхождения. Дальнейшее развитие этот клуб получает в революцию 1789 года: адвокаты, торговцы и деклассированные дворяне, рубящие головы представителям традиционного истеблишмента — это его радикально левое крыло (в те времена), а Директория — правое.
В Америке Либеральный клуб уже в XIX веке фактически стал ведущей политической силой, взявшей под свой контроль государство после гражданской войны 1861—1865 гг. Именно в Штатах складывается корпус либеральной элиты в её нынешнем понимании: адвокаты, крупные частнопрактикующие врачи, удачливые мошенники,верхушка интеллектуальной и художественной богемы (в частности, Ральф Эмерсон и другие представители раннего американского романтизма) и прочая подобная публика. Они — а вовсе не представители англо-саксонского протестантского капитала — оформляют мировоззрение американского экспансионизма, замешанного на смеси прагматизма,билля о правах и геополитического мессианства.
В Европе Либеральный клуб полномасштабно прорывается к управлению после Второй мировой войны. За этим следует фундаментальное перерождение классических европейских «демократий». Если в прошлом политические партии, участвовавшие в парламентской борьбе, были авангардами реальных сословий и отражали в своих дискурсах их интересы, то в новых условиях эти партии становятся просто подразделениями Либерального клуба, которые только имитируют соответствующие дискурсы, формируют бренды, условно связываемые с теми или иными потребностями социальных групп. Парламентское представительство становится виртуальным, публичная политика превращается в театр.
Предвосхищая эту эпоху (а точнее, уже с конца XIX века) насилие и всё, что с ним связано, становится излюбленной темой Либерального клуба. Оно разрабатывается в антропологическом и клиническом аспектах (психиатрия в лице таких «новаторов» как Ломброзо и Фрейд с их последователями до сего дня); оно изображается в искусстве(кино и театр); наконец, оно оказывается рычагом в продавливании судебных реформ, изменении законодательной базы и т. п.
Важно подчеркнуть, что Либеральный клуб, стремясь монополизировать насилие через освоение дискурса новой нерелигиозной легитимности, создаёт для этого светскую квазирелиозную подкладку: общечеловеческие ценности, правозащитная тема, гуманизм, в конечном счёте, философия ненасилия. В ход идёт всё: Толстой, буддизм, модифицированное секулярное «христианство» — всё присваивается Либеральным клубом, для того, чтобы идентифицировать себя со всем «гражданским обществом» и получить полномочия на одностороннее насилие в интересах упрочения своего политического будущего. Естественным «штабом» мирового либерализма становится США. Таким образом, любые аналоги и филиалы этого клуба повсюду в мире превращаются в центры, лоббирующие американские геополитические интересы.
Разумеется, Либеральный клуб в своём удачном прорыве на мировой политический олимп не отменил, а только потеснил двух других капитальных игроков, участников исторического мейнстрима. Таковыми являются Традиционный клуб, который несмотря на тяжелейшие испытания, потрясшие его до основания (две мировые войны и Октябрьская революция), тем не менее, остался на плаву, и сообщество радикалов.
Генезис политического радикализма в современном (т. е. не религиозно-сектантском) значении слова восходит к якобинским народным комитетам… Впоследствии радикализм был оформлен если не как доктрина, то как модель жизни и политической воли Огюстом Бланки… В эту славную плеяду входят частично декабристы и карбонарии,народовольцы и эсеры, а также ненавидимые славянофилами националисты «русской» Польши и Австро-Венгрии.
Либералы всегда вели активную политико-стратегическую игру с радикалами, с одной стороны пытаясь запугать, а то и обвалить с их помощью традиционный истеблишмент,расчищая место для себя, с другой — представить свой клуб тем же «традиционалистам» и «молчаливому большинству» в качестве единственной альтернативы ужасам террора и революции. Отсюда противоречивость либеральной политики в отношении политического радикализма.
Либеральный клуб никогда не был синонимичен буржуазии как таковой. Традиционная буржуазия, если и конфликтовала со знатью, то никогда не выходила по-настоящему из подчинения церковному авторитету, проводя влияние клерикализма в те социальные низы, которые она напрямую экономически контролировала. Это не было нарушено даже Реформацией: представители крайнего протестантизма, выброшенные за океан, в Новый свет, были скорее деклассированными осколками третьего сословия; эмигрировав, они позволили аристократам стабилизировать сословно-иерархический порядок в Европе.
Либеральный же клуб по своей сути глубоко секулярен, и сфера его проявления — это культура: «духовность» как имитация религиозного духа. В своей практической деятельности он стремится вытеснить буржуазию с политического поля, одновременно коррумпируя её верхние слои и проводя антибуржуазный пиар в искусстве и идеологии.Последним направлением занимается левое крыло либералов, которое «отвечает» за связи с радикальным сообществом.
Пик успехов леволиберального сегмента и одновременно его максимального сближения с радикализмом пришёлся на 60-е годы, когда США серьёзно втянулись в поддержку южновьетнамского режима. Именно в этот период «молчаливое большинство» попало под влияние лево-либерального и частично радикального дискурсов, стали как грибы расти молодёжные субкультуры, начала формироваться протестная массовая улица. Знаковым проявление союза левых либералов с радикалами стал феномен экзистенциалистских интеллектуальных кругов во Франции: Камю, посвятивший философии бунта исследование «Восставший человек»; Сартр, публично защищающий левых террористов во Франции и Германии… Серия студенческих восстаний, прокатившихся по миру в 1968, была как раз следствием этого союза. Политически усилия левых демократов закончились ничем из-за саботажа СССР, который никак не мог определиться со своей идеологической субъектностью и, в конечном счёте, к началу 70-х превратился в «кривое зеркало» США.
Во многом именно поражение левого крыла либерального клуба и его почти полная маргинализация к сегодняшнему дню породила то, что в современной жизни популярно именуется «международным терроризмом» и предполагает вменённую всем в обязанность войну против него.
С приходом Рейгана в США осуществился стратегический перелом в пользу правых (а в дальнейшей перспективе и крайне правых) либералов. Голливудский актёр с социал-фашистской идеологией стал совершенным воплощением самого «духа» Либерального клуба в его жёсткой правой версии. Приход рейганизма совпал с глубокой реформой в философии и практике международного насилия. Правым либералам удалось не только добиться признания нелегитимности насилия, исходящего от СССР (всеобщего осуждения вмешательства Москвы в Афганистане), но и гораздо больше того: признания самим СССР легитимности насилия, исходящего от США. (Были «проглочены» как должное американские удары по Ливии, Гренаде и Панаме, а также — венец капитулянтства! — операция западной коалиции против Ирака).
Либерализм прошёл большой путь в перераспределении правового ресурса в отношении всего, что связано с насилием как сверху, так и снизу. Из описывающего насилие дискурса к сегодняшнему дню окончательно выпали такие понятия, как «справедливость», «свобода», «борьба с тиранией», зато утвердились такие новые категории как «безопасность» и «защита цивилизации».
Логично, что захватившим «полюс силы» правым либералам было недостаточно того реального сопротивления, которое как радикалы, так и «молчаливое большинство» были способны оказывать диктату Мирового Порядка в постсоциалистическую» эпоху. Либеральный клуб, будучи имитатором по своей глубинной сути, неизбежно должен был прийти к имитации войны против себя (естественно, при отождествлении либералов со всем «гражданским обществом» в целом). Старые формы террора — народнические, РАФ’овские и т. д. были слишком воспеты и прославлены в недавнем прошлом выходцами из либеральной же среды, поэтому потребовался совершенно новый источник террора,новый «субъект нелегитимности». «Исламский терроризм» стал оптимальным выбором. Естественно, поскольку борьба либералов ведётся за контроль над «молчаливым большинством», в фокусе постоянно организуемой медийной драмы должны быть сценически эффектные удары, наносимые по представителям именно массы населения: посетителям кафе, пассажирам транспорта, случайным прохожим и т. п.
Однако, достигнутый на короткое время эффект брутальной симуляции террора как вызова демонизированной нелегимности в адрес порядка, быстро изнашивается. Левые либералы пробуют вернуться в мировую политику через антиглобалистское движение. Да и Традиционный клуб никуда не исчез: сегодня без его тайной поддержки не смог бы выстоять ни Ахмадинеджад, ни Уго Чавес…
Мир ожидает обострения борьбы между властными клубами, которое в ближайшее время должно проявиться в резком ухудшении отношений между США и Великобританией, причём по инициативе Вашингтона.
Гейдар Джемаль
http://www.islamnews.ru/
