Потребительский кризис: что мы теряем на самом деле

Кризис российской экономики стал непосредственным следствием всей либеральной социально-экономической модели, не способной противостоять развязанной против России экономической войны. Потребительский кризис как неотъемлемая часть этой конструкции угрожает российскому обществу и государству разрушительными социальными и политическим последствиями. Однако догматическая верность месту России в мировой системе разделения труда, потребления и власти угрожает еще большей национальной и исторической катастрофой.

Россия не вписалась в потребление. Масштаб происходящего можно осознать, если под потреблением понимать не только свободное распространение товаров массового производства или роскоши, но, прежде всего, встраивание страны в мировую систему разделения труда.

Условием этого встраивания был добровольный отказ от собственного производства, финансовой системы, политического суверенитета и т.д. Данную модель можно описать формулой: торговые центры вместо заводов, но чаще всего она представлялась в позитивных и привлекательных терминах постиндустриального общества или креативной экономики.

Россия вошла в «цивилизованный мир» на правах потребителя материального и нематериального продукта западного общества. Любое непослушание в рамках системы при этом карается мгновенной изоляцией, что фактически и происходит сегодня.

Это только в учебниках по маркетингу (и прочей «профессиональной» литературе) общество потребления служит на благо потребителя… В реальности оно устанавливает самые жесткие формы контроля и устраняет субъектность не только отдельных классов общества, но и целых стран. Общество потребления на Западе значительно сократило общественную и интеллектуальную свободу. От допущенных к потреблению требовалось полное идеологическое и политическое подчинение, которое и было нарушено Россией в 2014 году.

Страна-потребитель в системе западной глобализации не может быть сувереном и выступать в качестве полноценного партнера по отношению к «золотому миллиарду», чего так и не поняла постсоветская элита. Национальные интересы в современном мире распределяются так же, как ресурсы и товары.

Запад действует исходя из правил, которые были приняты Россией в 90-е. Восприятие позиции и поведения США и Европы в качестве «беспредела» или нарушения международного права означает полное непонимание реальной структуры и системы того «цивилизационного» (причем в буквальном смысле) выбора, который в России даже сегодня объявляется единственно верным и не подлежащим сомнению.

Главная и самая реальная опасность экономического кризиса заключается не в падении прибыли собственников бизнеса, а в негативных последствиях для наемного труда. Если взять, например, рынок продовольствия, то большинство продуктов на нем является химией, настоянной на маркетинге. Современное потребление практически во всех сферах избыточно и вредно.

Вот только куда девать целый социальный слой, стремительно приближающийся к состоянию западного прекариата, который обслуживает и плотно встроен в систему потребления? Сегодня этот ключевой вопрос приобретает совсем не риторический характер. Проблема валютных ипотечников или прекращение регионального железнодорожного сообщения (восстановлено только после прямого вмешательства президента), произошедшие вследствие конфликта бизнеса и государственных интересов — только первые проявления реального кризиса.

Любой кризис и системные колебания рынка автоматически делает общество лишним. Ведь вся политэкономическая система строилась таким образом, что сфера потребления и сервисов была единственной возможностью существования и социализации для большинства. Эта сфера последовательно расширялась, так как идеологически и фактически была не связана с социальными обязательствами бизнеса, к чему призывалось и государство.

Других возможностей самореализации для социума просто нет. В социальном отношении либеральный капитализм вообще оказался в крайне дефицитной системой, в которой для общества ограничено и недоступно образование, стабильная работа, медицина, жилье, социальные гарантии и т.п. Этот барьер прочно отделил избранную элиту от большинства и стал непреодолимым социальным барьером в постсоветском обществе.

Еще одной из угроз потребительского кризиса является попытка перевода его в политический. Сокращение потребления и сопутствующие социальные проблемы могут стать одним из главных рычагов шантажа российского общества, неизбежно переходя в политический ультиматум: сдача общества на милость капитала в обмен на снятие санкций.

Условиями прекращения экономической войны против России является ее капитуляция как исторического субъекта. Возврат к докризисному состоянию экономики «гарантируется» только через полную и окончательную потерю национального суверенитета. Никакой иной вариант развития кризиса не предусматривается Западом, собственно даже верность капиталистической модели экономики, декларируемой российским либеральным политическим классом, уже не является «гарантией» мира.

Вновь, как и во времена разрушения СССР, общество испытывается на прочность. От общества добиваются разрушения страны во имя возвращения западного ширпотреба и предметов роскоши…

Российское государство, в отличие от СССР, смогло буквально в последний момент сломить тренд на идеологическую деморализацию общества, но национализация потребления не была реализована: национальный производитель и продавец (и так по всей цепочке) зависит от иностранной, а не национальной валюты. Россия оказалась в ловушке потребления, кризис которого угрожает существованию государства и уничтожению самого общества.

Главную проблему для России представляет не кризис потребления, а кризис развития и воспроизводства. Но пока изобилие западных товаров остается одним из главных «индексов» благополучия российского общества, а западная либерально-капиталистическая модель потребления и структуры общества продолжает воспроизводиться и насаждаться, текущий экономический кризис может иметь самые катастрофические последствия для государства и общества.

Средствами системного преодоления неолиберальной социально-экономической модели являются:

— идеологический отказ от западнизации, т.е. догматической неолиберальной социальной и экономической политики;

— национализация потребления, которая осуществима только при осмысленном и суверенном проектном плане общества;

— формирование новой социальной идентичности и классового сознания общества.

Преодоление экономического кризиса может быть только проектным, для этого у России все еще есть научный, ресурсный и социальный потенциал. В этом случае Россия получает шанс выхода из тупика западной модели общества, иначе кризис может развиться в катастрофические социальные и политические последствия для общества и государства, фактически остающимся единственным гарантом существования общества.